Каким будет мировой кризис? — мнение

Когда в России эксперты начинают рассуждать о возможности и последствиях глобального финансового кризиса, пытаясь определить возможные последствия его для России, они не вполне понимают, о чем может пойти речь.

Часть из них видит грядущие финансовые потрясения как способ если не вернуть Россию на путь условной демократии западного типа, то, как минимум, инициировать процессы децентрализации и приватизации, которые, как им кажется, были неестественным образом прерваны нынешней политической властью.

Часть, причем все большая, рассматривает грядущий финансовый кризис как инструмент «справедливости», положивший бы конец американской геополитической и геоэкономической монополии, которая стала глобальным раздражающим фактором, будучи слишком часто применяемой в качестве инструмента ломки американской элитой партнеров «через колено».

Мир вступил в неделикатную экономическую эпоху, которая, конечно, далеко ушла от тех «лучших практик», которые господствовали в мире еще 100–120 лет назад, о чем успели позабыть. Но даже такой умеренный империализм заставляет «инвесторов» и «экономических аналитиков» (ни те, ни другие не имеют прямого отношения к экономике) поеживаться.

Из этого состояния есть два выхода.

Первый — привычный и несложный. Отгородившись от ощущения перемен нехитрой формулой «так было всегда» (вариант: «все так живут»), говорить, что ничего не может произойти, потому что система, в которой мы живем, вечна. Хотя эти люди и знают — даже читали в книжках, — что этой системе 35, от силы 40 лет.

Второй — посложнее: призывать эти перемены, надеясь в «вихре времен» выскочить на гребень волны и, подобно попаданцу из российской фантастики (российская фантастика — она, знаете ли, не про будущее, она про прошлое), получить корочки личного порученца Сами Знаете Кого или, если не свезло и занесло в будущее, того, кто в новом мире будет Сами Знаете Кем. То, что там будет Сами Знаете Кто, кажется, никто уже не сомневается.

Но будущего нет ни у тех, ни у других, а они, да и мы вместе с ними, всего лишь пытаются оперировать двумя конкурирующими образами прошлого. Одним — уходящим, как последняя электричка на Крюково с изрезанными сиденьями, сломанным кондиционером и коробейниками с чудодейственными мазями, вторым — давно ушедшим, но оставившим после себя стойкий запах дыма паровоза серии «ИС». Или это был запах табака «Герцеговины Флор»?..

Для начала: все в мире ждут именно финансового кризиса, вернее, кризиса, который обрушит мировую финансовую систему и кардинальным образом изменит структуру глобальных финансовых потоков, превратив, наконец, инвестиции — в инвестиции; оборотный капитал, который тоже именуют инвестициями, — в оборотный капитал; инвестиционные деривативы — в ворох бумажек и записей в реестрах, а фидуциарные деньги… Во что превратятся фидуциарные (или, как говорят профессионалы вешания инвестиционной лапши на телевизор, «фиатные») деньги — это далеко не такой праздный вопрос, особенно если вспомнить историю развития советской денежной системы. Ту самую, где «один дензнак образца 192… года приравнен к 10 миллиардам дензнаков предыдущего».

Но все же все мы сходимся на том, что источником нового глобального кризиса будет глобальная финансовая система, масштабы асимметрий и диспропорций в которой превзошли рамки, в которых она могла сохранять хотя бы остаточную гибкость и резистентность в случае кризисов.

Даже МВФ, ранее источавший уверенность в неизбежности наступления «светлого будущего», устами Кристин Лагард отметил, что главная угроза глобальной экономике лежит именно в уязвимости финансовых систем различных государств мира, отодвинув на второй план и геополитические риски, и фрагментацию глобальной торговли.

И, кажется, это уже «второй звоночек» в адрес тех неисправимых оптимистов из лондонских пригородов, которые продолжают считать, что глобальный инвестиционный капитализм настолько суров, что играючи справится с коллапсом не только национальных финансовых систем, но транснациональных инвестиционных структур.

Нет, конечно, все эти проекты были в «экспертном обороте» уже много лет («Золотой динар» так около 25-ти), но только в последние полтора-два года стали создаваться условия для того, чтобы политики начали рассматривать их в формате «а почему бы нет». А от «почему бы и нет» до «а что, неплохо работает» — всего полтора шага, и эти шаги может заставить пройти сама жизнь.

Кстати, в России отключение от системы SWIFT, которую считали ключом от двери в «дивный новый мир» догоняющей глобализации, где маячили и яхта, и коктейль «дайкири», и лакей (но уже не японец), не выглядит столь однозначно катастрофическим, как это было всего 5 лет назад.

Теперь эта угроза заставляет российских элитариев угрюмо пожимать плечами, как бы говоря: «ну попробуйте». И страшно пробовать, потому как если действительно не получится сломать «этих странных русских», может выясниться, что и на остальных эти инструменты действуют совсем не так, как думалось и обещалось. А ведь еще десять лет назад… Какой блистательный был проект!

И в этом — один из важнейших парадоксов современного мира, который показывает разное течение (да и разночтение тоже) глобального «короткого» и «длинного» времен.

«Короткое время» — это текущая жизнь, развитие, изменения, конфликты, переложенные на географию и форматы конкретных стран. «Короткое время» отражает, как правило, реалии политики и реже — экономики на государственном и межгосударственном уровне.

«Длинное время» определяется долгосрочными глобальными тенденциями прежде всего цивилизационного характера, которые сперва проявляются в глобальных экономических сдвигах и лишь много позже — в политических. «Длинное время» — это почти никогда политика, преимущественно — экономика, но чаще всего — инфраструктура и принципы развития и взаимодействия крупных цивилизационных пространств.

Мы не всегда понимаем, что это не просто перемены как таковые, но штрихи к портрету прежде всего геоэкономической эпохи, а перекладывание — иногда и откладывание — в сторону кирпичей, из которых состоит нынешняя система глобальной политики и экономики. Перестройка глобальной политической и экономической архитектуры еще не началась, а какие-то явно лишние «кирпичики» образовались. А ведь на кирпичах, оставшихся почему-то невостребованными, написано «ВТО» (кто бы мог подумать?) и «ОБСЕ» (тут ничего неожиданного — заслужили).

Полноценным кризисом стал прежде всего Азиатский финансовый кризис 1997–98 гг. Он привел к окончательному переносу центра экономического роста в Азии в Китай, аннулировав геоэкономические амбиции «азиатских тигров». Кризис также создал новое операционное и институциональное пространство для глобального роста в реальном секторе экономики, то есть произошло существенное перераспределение производственной ренты и инвестиционных ресурсов, которое впоследствии превратило Китай во вторую по мощи и влиянию глобальную экономическую силу.

Ужасный кризис 2008–2009 годов был кризисом меньшего порядка, поскольку, обрушив финансовые системы, он не изменил архитектуру глобальных финансов, ограничившись усилением регулятивной функции американского же регулятора. И кризис 2008–2009 годов фактически окончательно зафиксировал ситуацию абсолютной англо-американский финансово-инвестиционной монополярности, лишив Европу самостоятельного инвестпотенциала.

В мире остался только один значимый центр легальных инвестиций и ликвидности. Да, цену американцам пришлось заплатить немалую, но это того стоило. Так тогда казалось. Но монополия, как известно, развращает.

Вероятно, по итогам этого кризиса и начался серьезный — но, как обычно, скрытый — пересмотр китайской среднесрочной стратегии, когда был сделан вывод о невозможности устойчивого развития Китая как «второй сверхдержавы» при сохранении изначальной «денсяопиновской» версии «стратегического партнерства» в условиях, когда США получили почти неограниченные возможности управлять инвестиционными процессами в КНР.

Суть санкций против России и других государств — сохранение монопольного положения США как глобального экономического регулятора финансово-инвестиционного пространства. Финансово-инвестиционные санкции обеспечиваются США максимально жестко, фактически на грани прямых политических конфликтов с потенциальными отступниками. Например, крайне жестко пресекались попытки китайских финансово-инвестиционных структур создать альтернативные каналы инвестиций в Россию.

Но вполне разумен вывод, что в какой-то момент ключевые игроки глобального экономического пространства (Китай, Индия, Япония, Южная Корея, глобальные сырьевые коалиции) примут для себя решение о невозможности дальнейшего укрепления позиций и институционализации реальной экономической многополярности в ситуации сохранения и даже ужесточения глобальной финансово-инвестиционной монополярности США. Особенно в условиях, когда значительная часть подготовительных шагов для трансформации системы уже фактически сделана.

Ждут только повода. То есть кризиса.

Понятно, всем хочется, чтобы глобальный кризис начался в США. Американцы слишком всех утомили, особенно в России, чтобы мы могли думать по-другому.

Приведем четыре «точки сборки» глобального финансового кризиса:

«Нефть» — вернее, инвестиции и оборот финансов в сфере классических и неклассических углеводородов. Ведь «нефтяные деньги» являются одним из ключевых инструментов поддержания стабильности финансовой системы, особенно с учетом гигантских долгов, которые наделали американские сланцевики. Проще говоря, «углеводородные деньги» выступают одним из важнейших средств поддержания глобальной долларовой ликвидности, и резкий спазм на нефтяном рынке способен натворить немало бед.

Поставим себя на место американской элиты. Очень хочется, да и политически нужно, начать вторую волну демпинга на рынке углеводородов: чтоб всем неповадно было. Тем более что объективные тенденции рынка как бы должны толкать цену на нефть «вниз».

Но если толкнуть цену на углеводороды «вниз» слишком сильно и надолго (а ее политически нужно толкать «вниз» сильно и надолго, года на полтора), может выясниться, что рост американской экономики, достигнутый при Дональде Трампе, это и не рост вовсе, а так… Пузырь. Оживление от того, что на ржавеющую бензоколонку в Оклахоме завезли новую модель домкратов и партию свежих сникерсов. Таких при Рейгане не было. Вся округа сбежалась. Но сникерсы быстро кончились, а ржавая бензоколонка, где топливо бодяжит нелегальный мигрант из Гондураса, осталась. И вот что будет дальше?.. Этого точно не знает уже никто.

Кризис пенсионных систем (если он затронет несколько государств одного финансового пространства). Например, кризис пенсионной системы во Франции — признаки уже начали проглядывать за частоколом рассуждений о «повышении эффективности» — может быть купирован совместными усилиями регуляторов и печатников на национальном и общеевропейском уровне.

Когда к кризису присоединится Италия, немцам придется опять затянуть пояса грекам. Но вот если к «концерту держав» присоединится даже Бельгия, не говоря уже об Испании с Нидерландами, тут не поможет даже мозг Жан-Клода Юнкера.

И при этом сложная ситуация в сфере пенсионных денег, которые были «длинными», ни для кого не секрет.

Криптовалюты. Последние коловращения вокруг, казалось бы, понятного вопроса говорят не о том, что «что-то пошло не так». Пошло все, похоже, как раз так, как предполагали создатели этой управляемой инвестиционной «черной дыры», в которую должны были засасываться избыточные и потенциально инфляционно опасные ресурсы эпохи «глобальных виртуальных инвестиций». Но мир криптовалют оказался далеко не столь управляемым.

Выяснилось (вот сюрприз!), что в электронные суррогаты денег и инвестиций в современном мире могут играть не только неулыбчивые дяденьки в черных недорогих костюмах, пропадающие за запыленными воротами хранилищ данных американского АНБ в штате Юта. А значит… Значит, система криптовалют уязвима так же, как уязвимы сервера Демократической партии США, но главное — существует технологическая возможность откачки реальных инвестиционных ресурсов из системы. Она получила не только «вход», но и почти полноценный «выход», чего явно не предполагалось. В этот «выход» кое-кто «по-крупному», похоже, и вышел.

Вероятно, в США начали догадываться, что «выйти» могут не только лишь они… А что, если в «мировом масштабе»? Вот тут начнется настоящая волатильность, а не запланированный и управляемый «рывок вниз».

Деривативы на развивающихся рынках. Финансовый кризис должен разразиться там и тогда, где и когда виртуальные деньги окончательно разойдутся с реальными. То есть с теми деньгами, на которые можно купить хлеб, автомобиль, станок, нефть, газ, построить завод, запустить человека в космос.

Пока два мира сосуществуют вместе и частично смешиваются, а иногда их специально взбалтывают. Чтобы разница во вкусе двух миров/ингредиентов не слишком бросалась в глаза.

Ну а если… Если, например, в силу технологического сбоя выяснится, что «инвестиции» в виде многократно заложенных-перезаложенных деривативов непонятно уже какого уровня — это не деньги, а набор бумажек, волшебно превращающих любого голодранца в инвестора?

Такая глобальная трагедия может произойти только там, где реальный сектор экономики — прежде всего промышленность — требует все больше оборотного капитала. То есть в мире развивающихся индустриальных и прединдустриальных стран, у которых отсутствует собственная, по-настоящему собственная, финансовая система и куда глобальные финансовые монстры сливают «дериватный мусор» под видом «инвестиций».

Финансовый кризис может произойти в любой из наиболее «модных» сфер глобальной экономики, причем про проблемы в которых все всё знают. Но сделать ничего не могут…

В этом и суть сумерек эпохи: в неспособности к переменам, когда понимаешь, что надо что-то делать, что будильник мирового кризиса вот-вот прозвонит, но патока комфорта и отлаженная система получения доходов повседневности заставляет отказаться от действия ради созерцания больших цифр, быстро меняющихся на информационных лентах.

Да и поводов для кризиса сейчас хоть отбавляй. На любой вкус и, как говорится, кошелек.

Ясно одно: глобальный финансовый кризис станет порождением прежде всего диспропорций и дисбалансов в системе глобальной торговли, передел которой в настоящее время идет в мире, и неудобоваримости с неэффективностью механизмов изъятия и перераспределения глобальных рент.

«Боливар» мировой торговли (да что говорить, мировой экономики) не выдержит двоих. Одного, троих, пятерых — выдержит. А двоих нет. Как в Советском Союзе, где вторую партию просто не прокормили бы. Вот и современная мировая экономика не прокормит двоих. Троих прокормит. Даже семерых. Двоих — нет. Без шансов. Одного-то еле вытягивает. Но, как говорил господин Дракон в известном сюжете: «Стой здесь и жди. Когда начну — не скажу».

И ведь стоят…

Дмитрий Евстафьев — профессор факультета коммуникаций, медиа и дизайна Высшей школы экономики